Блог о балете, новости, премьеры, Мариинский театр, Академия русского балета имени Вагановой
Вера Сегова, выпускница Академии, окончившая в этом году I курс бакалавриата (педагог — Ирина Ситникова), будет танцевать в Мюнхене (Германия), в Баварском Государственном балете (Bayerisches Staatsballett). Стоит отметить, что 31 августа пост художественного руководителя этой труппы труппы покидает Иван Лишка, проработавший здесь 18 лет. Его место займёт Игорь Зеленский.
Артистка балета Мариинского театра Любовь Кожарская вышла замуж. Свадьба проходила в отеле “Амбассадор”, свадебное путешествие планируется в Испании.
Поздравляем от всей души молодоженов. Совет да любовь!
Сегодня на сцене Михайловского театра Больших лебедей впервые танцевали молодые артистки Ксения Осинцева и Юлия Лукьяненко. Дирижировал оркестром Игорь Томашевский.
Поздравляем Ксению и Юлию с прекрасным дебютом!
Балетная труппа Мариинского театра сплела венок-оммаж Сергею Прокофьеву, чье 125-летие отмечается в этом году,— представила вечер балетов на музыку композитора. Помимо «Блудного сына» Джорджа Баланчина были показаны два новых балета — премьеры молодых хореографов Максима Петрова («Русская увертюра») и Антона Пимонова («Скрипичный концерт N2»). На премьере побывала ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
Открывавший вечер баланчинский «Блудный сын» с его кажущейся безыскусной хореографией, ее гротескным преображением, поиском смысла бытия и дерзким оригинальным балетмейстерским высказыванием расставил танцевальные приоритеты вечера. Баланчинская модель танцевального немногословия одержала верх над хореографической болтовней молодых хореографов. Самым же ярким впечатлением вечера стал Давид Залеев — Блудный сын, в этой партии танцовщик был пластически безупречен. Его герой, наивный бунтарь, с детским любопытством бросающийся во все тяжкие, сохранил целомудрие даже в цепких профессиональных объятиях Сирены (Виктория Брилева). Что, наверное, стало маленьким откровением вечера: редко когда танцовщикам в этой партии удается достичь баланса искренности и чистоты, эмоциональной и технической, не впадая в смакование деталей порочных связей.
Максим Петров и Антон Пимонов, постоянные участники «Мастерских молодых хореографов», подобно сыновьям вполне примерным, припали под крыло Баланчину с явным желанием из-под него не высовываться. Их сочинения, в которых присутствует определенная доля мастеровитости, все же вряд ли значительно оживят репертуар театра — хотя бы по причине недостаточной внятности высказывания.
Максим Петров, чей балетмейстерский опыт хоть и невелик, но демонстрирует авторскую самобытность, продолжил полюбившуюся ему игру в исторические стилизации. Выбор темы пал на время, близкое к созданию «Блудного сына»,— «Русскую увертюру», написанную Прокофьевым в 1936 году. Но если в «Блудном сыне» советский оптимизм проходил лишь намеком на дурман массового энтузиазма (в пластике бритоголовых существ), в виде пародии на гимнастические парады, то господин Петров принимает условия игры в «нашу счастливую молодость». Наверное, его балет — второй возможный путь Блудного сына, который остается с собутыльниками в восторженном угаре беспробудной радости. «Русскую увертюру» можно представить и попыткой танцевального предсказания: кем мог бы стать Георгий Баланчивадзе в Советском Союзе, не останься он в Европе в 1924 году. Вполне возможно, он бы сочинял и режиссировал гимнастические парады, массовые праздники и демонстрации, славя нашу счастливую социалистическую действительность. Представление господина Петрова о танцевальном счастье отменно позитивно и незамысловато: в «Русской увертюре» советская молодежь марширует, бегает, идет вприсядку, складывает пирамидки и пирамиды, грозит неведомым врагам, а барышни смущенно теребят краешек платьиц. Неприкаянная радость до утомления и пресыщения — единственный сюжет балетика господина Петрова. Только нет в финале Отца, простирающего руки и принимающего неразумных детей в свои объятия. Есть только жуткий гул грядущего апокалипсиса и сцена, усеянная упавшими телами.
«Скрипичный концерт N2» Антона Пимонова показался сумбурным и суетливым. Лихорадочное стремление дать каждой ноте пластический эквивалент привели к танцевальному многословию и, как следствие, пустословию. В негласном творческом соревновании победил молодой беглец из Советского Союза: у него, помимо дебютантской запальчивости, хватило смелости не оглядываться на авторитеты. Хотя, с другой стороны, ему было намного легче: авторитетов почти за девяносто лет со дня премьеры «Блудного сына» заметно прибавилось.
Источник: http://www.kommersant.ru/doc/3042409
Вагановская академия отыграла выпускной концерт.
Вагановская академия представила свой выпускной концерт сразу в двух столицах — сначала в петербургском Мариинском театре, а вчера и в московском Кремле. На 274-й выпуск со дня основания и третий, который опекал в качестве директора Николай Цискаридзе, посмотрела Ольга Федорченко.
Программа для презентации была составлена нестандартно: очередная попытка уйти от дивертисментного построения выпускного спектакля увенчалась полным и безоговорочным успехом. Три акта выпускного концерта убедительно раскрывают даже не столько способности и таланты закончивших балетное образование, сколько блестяще реализуют концепцию директора Академии господина Цискаридзе, заявленную им во вступительном слове перед занавесом: «Подчеркнуть величие нашей культуры». Величие подчеркивалось балетными сценами из опер М. И. Глинки «Жизнь за царя» («Польский бал») и «Руслан и Людмила» (сцена «Волшебные сады Наины»), «Болеро» в хореографии Брониславы Нижинской и «Фея кукол» Сергея и Николая Легатов — Константина Сергеева в редакции господина Цискаридзе. Редко когда программа выпускных спектаклей могла похвастаться гармоничной балансировкой между роскошным характерным танцем, пластическими изысками хореографического авангарда 20-х годов прошлого века и безмятежной классикой!
«Польский» акт «Жизни за царя» в хореографии Андрея Лопухова и Сергея Кореня был возобновлен стараниями характерной примы ленинградской сцены Ирины Генслер. И это возобновление стало истинно кульминацией выпускных вечеров, несмотря на то, что им программа открывалась. Какие страсти кипели в сдержанно-сосредоточенном шествии (королевский полонез) и как залихватски взвивались руки в приветствии; какая танцевальная «дуэль» сопутствовала краковяку, и как «трещал паркет под каблуком» во время высокородной мазурки! Недостаток воспитания проявил лишь сидящий на сцене оперный хор: он напрочь отказывался приветствовать вставанием дефилирующую перед ними королеву. По-хорошему впечатлили характерные солисты (Анастасия Константинова, Роман Малышев, Ксения Осинцева, Егор Геращенко), для которых имперские традиции «большого стиля» есть школа профессионализма. В классическом вальсе одна из прим выпуска Алена Ледях (класс И. А. Ситниковой) с большой экспрессией и практически без помарок взлетала в высоких прыжках и прочерчивала безупречные и смелые диагонали па-де-бурре. Фокинский шедевр почти столетней давности «Волшебные сады Наины» поразил неожиданной танцевальной свежестью. Хореографический дурман отменно навевала Алена Ковалева (педагог Ю. А. Касенкова), чья пластическая точность в деталях и дивная координированность, несмотря на очень своеобычные внешние данные, аттестуют выпускницу как одну из надежд нынешнего года.
«Болеро» Брониславы Нижинской, показанное во втором отделении, вызвало более всего вопросов. Хореографический авангард 1928 года, сочиненный Брониславой Нижинской (и восстановленный Андрисом Лиепой) для гениальной танцовщицы-дилетантки Иды Рубинштейн, впервые показали в Петербурге. Собственно, повод найден, но не смысл. Монологичная история женщины с трудной судьбой, пронизанная открытым эротизмом и томлением плоти вряд ли «идеологически» подходит для программы выпускных спектаклей. Нет, конечно, оканчивающие Академию русского балета — люди весьма просвещенные и, вероятно, опытные. Но все же хотелось бы большего соответствия исполняемой программы теме юности и традиционных «открытых дорог». Но в свете исполненного «Болеро» дорога, казалось, идет лишь в одном направлении: солировавшая Анастасия Яроменко (педагог И. А. Ситникова) больше напоминала пэтэушницу «на раене», нежели роковую незнакомку.
Венчал вечер одноактный балет «Фея кукол» — очаровательная безделушка про пупсиков, зайчиков и оживленных кукол различных национальностей. Господин Цискаридзе мастерски отредактировал балет, убрав музыкальные и танцевальные длинноты, кое-где подсократил вариации или вообще их купировал. Благодаря этой правке (весьма деликатной), «Фея кукол» стала более динамичной и менее затянутой. И огорчительно, что в этом аполитичном балете нашли повод для цензуры: так, из программы дивертисмента исчез номер «Казак и малороссиянка», вместо которого господин Цискаридзе сочинил «Русский танец», не могущий похвастаться яркими художественными достоинствами. Также изъяли «неполиткорректный» танец кекуок в исполнении пары афроамериканцев, который мирно жил в «Фее кукол» с 1903 года. Тем не менее балет является кладезем для балетной школы, и таковым и остался: практически весь состав Академии с наслаждением танцует, играет и самовыражается. Два выпускных Пьеро Павел Остапенко (класс И. В. Новосельцева) и Олег Игнатьев (педагог А. А. Ермоленков) успешно доказали свою состоятельность в прыжках и пируэтах, соревнуясь перед премиленькой Феей — предвыпускной ученицей Элеонорой Севенард, родственницей Матильды Кшесинской, первой исполнительницы этой партии. Так что с традициями и наследием в Академии русского балета все более чем в порядке!
Мыши и привидения: кого и как выпускают балетные школы
Июнь – месяц балетного будущего. В июне проходят вступительные экзамены в балетные школы, и в этом же месяце выпускники этих школ в первый раз выходят на сцены знаменитых театров. Надежды, нервы, слезы и триумфы — все смешано в эти дни. Дипломированные специалисты из московской школы уже оттанцевали на сцене Большого; петербургские выпускники сейчас танцуют в Мариинке, а 22 июня приедут выступать на сцене Кремлевского дворца. С чего все начиналось и что будет дальше?
На вступительных в петербургскую Академию Русского Балета очередь тянется вдоль здания школы — в этом году сделать своих детей артистами захотели двести с лишним мам. Малышню (в первый балетный класс поступают десятилетки) группами приглашают в классы на просмотр, родителей в здание Академии не пускают — они толкутся на улице, сидят в машинах, жадно слушают легенды «ветеранов» (как нынешних прима-балерин не принимали в первый год, но они все равно добивались своего) и накручивают себя. Вступительные испытания проходят в три дня — на них педагоги определяют физическую пригодность ребенка к классическим танцам (выворотность, пропорции, и хорошо бы понять, все ли в семье у девочки такие худышки, или, наоборот, к 15 она достигнет кустодиевских размеров) и артистические задатки, а врачи пытаются понять, выдержит ли эту рабочую жизнь позвоночник ребенка, сердце и другие не менее важные органы. После трехдневных мучений к зачислению рекомендуют 18 девочек и 18 мальчиков — и понятно, что на выпуске их будет много меньше. Кто-то из провинциалов не выдержит вдали от дома (у академии уютный интернат в том же самом здании, но быть студентом в 10-11 лет — совсем не то же самое, что в вольные 18), кто-то не потянет физически, — но сейчас у всех девчонок горят глаза («Я буду как Лопаткина!» — гордая высокая девочка; «А я как Вишнева!» — темноглазая кроха, что секунды не может постоять спокойно), а мальчишки посматривают на мам снисходительно — вот видишь, а ты волновалась!
В балетных школах не бывает детей, которые хотели бы, чтобы учителя их не замечали. Ну вот как бывает в школе общеобразовательной: я сижу тихо и тебе не мешаю, ты, Марья Ивановна, только ко мне не приставай. Если ученику в классе педагог не делает замечаний — значит, ему все равно, что из ребенка выйдет, значит, перспектив не видно. Тут и ученик переживает, и родители. А вот если жучит, ругается, обзывает — значит, волнуется за тебя, хочет, чтобы ты стал(а) лучше. Поскольку работа идет с телом — то и ругательства в основном имеют отношения к физиологии. И «корова» — это еще нежное и мягкое прозвище.
Ущипнуть за мышцу, что выпирает в ненужном месте, эффективнее, чем сто раз повторять ребенку, что ее надо убрать, и да, случаются синяки. Двадцать раз обозвать девчонку, вдруг начавшую набирать вес, чтобы она строже следила за собой, — гуманнее, чем потом смотреть, как ее отчислят за потерю формы. А ведь отчислят — и это тоже будет акт гуманности, но уже по отношению к мальчикам: если в старших классах девица набирает более 50 килограммов, ее не допускают к занятиям в дуэте, чтобы парни не сорвали спину. И во всех российских балетных школах педагоги одновременно следят за тем, чтобы их подопечные не выходили за рамки нормы и за тем, чтобы они все-таки что-то ели. Девчонки же способны заморить себя до веса комара — и на госэкзаменах можно встретить танцовщицу весом 37 килограммов при росте 165 сантиметров. Поэтому никто не удивляется в школьном буфете, если девочка-подросток приходит туда под конвоем педагогини, которая следит, чтобы та положила хоть одну ложку сахара в стакан чая, которым собирается пообедать.
Нельзя ли так же заботиться о детях, но при этом не мучить их? — спросит любой сторонний человек. В теории — да, можно, наверное. На практике — ничего не выходит. Так уж придумано это искусство, что предъявляет к артистам жесткие физиологические требования. В Штатах уже случались судебные процессы, когда родители судились с педагогами, советовавшими их чадам сбросить вес. Облик американского балета из-за этого не изменился. Когда-нибудь это искусство исчезнет совсем — будет признано бесчеловечным, общественность начнет давить на государство, чтобы эту забаву признали незаконной — как сейчас общественность давит на любителей и организаторов боев без правил и фанатов корриды. Но мы с вами, к счастью, до этого не доживем.
В прямоугольнике балетного класса, в котором начинается день каждого ученика и каждого артиста, одна из длинных сторон занята зеркалом, вдоль трех других стен стоят «станки» — палки, за которые танцующий народ держится руками, элегантно шаркая мысками ног по полу, разрабатывая мышцы. У центральной палки — лучшие ученики класса или лучшие солисты театра; на боковых палках — те, у кого дела с танцами обстоят чуть похуже. Передвижения здесь — как землетрясение; попасть с боковой палки на центральную — успех покруче олимпийской медали, изгнание на боковую палку — жизненная катастрофа. Так с первых же дней закладывается идея соревнования и иерархии: в театре иерархия прописывается еще жестче. То есть в трудовой книжке бывает записано «артист балета» или «солист балета», в реальности же ступенек и отличий больше. После окончания школы человек попадает в кордебалет — corps de ballet по французски, «тело балета». Крестьяне и привидения, мыши и лебеди — та масса, что должна казаться единой, действовать одновременно и одновременно дышать — потому и «тело». Из кордебалета — путь в корифеи, это следующая ступенька. Небалетный человек привык к тому, что «корифей» — это большой мастер, в балете же это всего лишь крохотный шажок вверх по служебной лестнице. Далее — вторые солисты, первые солисты, ведущие солисты, и, наконец, балерины и премьеры. То есть балерина — это не любая девочка в пачке, это только та артистка, что исполняет главные роли. (В позапрошлом веке, случалось, балерина в театре бывала одна; сейчас, в зависимости от масштаба театра и репертуара, бывает от трех до десяти). В России продвижение в карьере — дело закрытое: в какой-то момент начальство объявляет, что госпожа Иванова становится первой солисткой, и все! В Парижской опере — главном балетном театре мира — открытый конкурс и каждый может судить, насколько справедливо продвижение. (Только в ранг «этуали» — «звезда» там официальное звание — артист возводится после сверхудачного спектакля волей руководителя труппы). Всю эту иерархию юный артист видит ежедневно и встраивается в нее — ну и, конечно, старается пробежать карьерную лестницу побыстрее.
Академия русского балета в Петербурге (по-прежнему называемая всем балетным миром Вагановским училищем, в честь знаменитого педагога Агриппины Вагановой) — самая старая балетная школа в России. Она существует с 1738 года, со времен Анны Иоанновны (детей тогда учили прямо в Зимнем дворце). Московская государственная академия хореографии (также всем миром называемая МАХУ — со времен, когда она была еще училищем) возникла несколько позже — в 1773-м, как «Классы театрального танцевания». Петербургские и московские балетные всегда ревниво относились к школам и театрам друг друга — и сейчас продолжают пристально друг друга изучать. Петербуржцы считают, что москвички недостаточно выучены как классические танцовщицы (надо сказать «ну, разве это руки» — и вздохнуть; подразумевается, что руки двигаются недостаточно плавно), москвичи — что питерцам не хватает темперамента («они испанским танцам у эскимосов учатся, наверное»). Николай Цискаридзе — нынешний ректор петербургской Академии, выпускник московской школы (легендарного класса «изготовителя принцев» Петра Пестова), в Большом театре занимался с великими балеринами, переехавшими из Петербурга в Москву, — с Галиной Улановой и Мариной Семеновой и считает, что радикальных различий в школах нет, это все одна русская школа. Возможно, ему виднее — но год за годом Большой театр старается утаскивать из петербургской Академии лучших выпускниц (к досаде Мариинского театра); вот и в этом году, по слухам, лучшей девушке в выпуске сделано предложение, от которого она вряд ли сможет отказаться. Московскую выпускницу же за последние 30 лет лишь однажды позвали в Мариинку — но тогда Полина Семионова пренебрегла всеми нашими театрами и отправилась делать звездную карьеру в Германию. При этом каждому выпускнику московской и петербургской балетной школы с вероятностью 100 процентов удастся найти работу в Европе и в Штатах — качество по-прежнему гарантировано. Понятно, что отнюдь не все выпускники, не попавшие в главные театры страны, отправляются за границу — во-первых, многие мечтают о сугубо классическом репертуаре (а европейские компании, особенно маленькие, редко ставят классику), а во-вторых, многие до сих пор боятся краткосрочных контрактов. Но сама эта возможность уехать, если здесь не удается получить желаемое место, открывает молодым артистам мир — и работает против провинциальных театров, что в советские времена поддерживали уровень за счет отправляющихся туда столичных кадров. Кто-то из этих театров так горюет, что призывает запретить выезд за рубеж выпускникам, получившим образование за государственный счет; кто-то просто создает училища в своем городе.
Если взглянуть на старинные записи, не всегда можно понять, чем же так восхищались современники выдающихся артистов прошлого: техника так прыгнула вперед, что давний балет кажется не слишком виртуозным и смешным. При всем уважении к Улановой — она остается в истории; лишь Плисецкая выпрыгивает из 40-х, прорывая время и приземляясь в настоящем. Ее танец, прямо скажем, не каждая сегодняшняя юная прима сможет повторить. Но собственно, это самое настоящее Плисецкая и сотворила, устроив техническую революцию, — как в Европе на сорок лет позже сотворила революцию французская прима Сильви Гиллем. «Вертикальными шпагатами» a-ля Сильви заболели все — и сейчас, если вы увидите, как чинная принцесса на сцене поднимает ноги к ушам, знайте: так выглядит XXI век в классическом балете. Правда, мода меняется — и сейчас в моде обращения к старинным спектаклям, реконструкции и стилизации, где постановщики стараются уговорить танцовщиц играть в балет XIX века, где можно было поднять ножку на 45 градусов — и тем отправить в обморок самых впечатлительных джентльменов в зале. Но «аутентичные» сражения и, наоборот, сражения за сверхтехнологичный авангардистский балет идут в театрах; школы же должны просто учить детей, готовя их ко всему — к конкуренции, к успехам, переживанию провалов, честной службе в последнем ряду кордебалета и художественным прорывам, что вдруг сотворяют новенькие хореографы. Они и готовят. В июне выпустили. В июне набрали. Отважным младенцам и молодым артистам — успехов.
Мария Ильюшкина, студентка I курса бакалавриата Академии Русского балета имени А.Я. Вагановой, заняла Первое место на Международном балетном конкурсе Валентины Козловой (VKBIC) в Нью-Йорке, США и приглашение в балетную труппу Opera de Bordeaux во Франции.
Два американских участника конкурса — Никита Борис и Джастин Валентайн получили приглашение пройти годовую стажировку в Академии Русского балета имен А.Я. Вагановой. Их пригласил ректор Академии Николай Цискаридзе, вошедший в жюри конкурса.
Международный балетный конкурс был основан в 2011 году Валентиной Козловой, в прошлом – балериной Большого театра в Москве, затем труппы «Сити-Балет» в Нью-Йорке. В конкурсе принимают участие учащиеся хореографических школ и начинающие артисты в четырёх возрастных группах – от 11 до 26 лет. В этом году VKIBC был посвящён Виолетт Верди, которая была судьей на первом конкурсе, а затем его почётным председателем. Финал VKIBC проводился с 25 по 30 апреля в Peter Jay Sharp Theatre в Symphony Space в Нью-Йорке.
Источник: http://vaganovaacademy.ru
Сегодня в Мариинском театре для детей состоялся Гала-концерт, состоящий из балетных и оперных номеров. Балетную часть концерта представляли номера из балетов «Лебединое озеро», «Дон Кихот», «Лебедь» на музыку Сен-Санса, «Тарас Бульба», «Щелкунчик».
Прекрасно дебютировали в Танце пастушков из балета «Щелкунчик» молодые артисты балета Анастасия Шевцова и Ярослав Байбордин. Танец пастушков был просто чудесен! Очень понравилась молодая балерина Анастасия Шевцова — своей незаурядной сценической внешностью и красивыми линиями. Поздравляем дебютантов с удачным выступлением!
Из молодых балерин запомнилась и Анастасия Лукина — очень красивая и милая внешне артистка. Она танцевала финальное па-де-де из балета «Щелкунчик».
Ну а самое сильное впечатление оставило выступление лауреата международных конкурсов Михаила Петренко. Он исполнил Арию Фигаро из оперы «Свадьба Фигаро».
Дети были в восторге! От происхдящего на сцене их было просто не оторвать!Очень хорошо, что Мариинский театр не забывает про детей, воспитывает новое поколение театралов.
Яркая и энергичная Виктория Брилёва, восходящая звезда балета Мариинского театра, рассказала Voci dell’Opera о любимых хореографах, об отношении к классике и модерну, об амплуа, Петербурге и музыке.
Виктория, у Вас прекрасные линии и такая гибкая спина. Не болит?
Спина, как и ноги, напоминает о себе особенно после трудного рабочего дня с репетициями и спектаклем. Больше всего ощущается при смешении модерна и классики, когда тело работает в разных режимах.
Вы одинаково хорошо танцуете и классику, и модерн. Не сложно ли каждый раз перестраиваться? И как у Вас так хорошо получается танцевать и то, и другое? Что важнее всего в классическом танце? А в модерне?
Спасибо за комплимент! Для меня проще исполнять танец модерн, свободную пластику. В модерне нет таких жёстких рамок и границ, как в классическом танце. В нём также есть чётко поставленная хореография, которую нельзя нарушать, но само тело в движениях чувствует себя более раскрепощено, на волне с музыкой.
В классике так не получится. В ней всё строго по правилам и канонам. Полный контроль эмоциональный и физический. Нужно исполнить все технические требования и не забыть про настроение, которое ты передаёшь зрителю. Потому что балет — это не спорт! Абсолютно согласна с фразой, которую часто употребляют профессионалы в балетном мире: «кто хорошо исполняет классику, тот справится и с модерном, и другими видами танца».
Кто Ваш педагог в Мариинском театре и кто был в Академии Русского балета? Есть ли у корифеев Мариинского театра свои педагоги? Как к Вам обращается педагог (Вика, Виктория, по имени и отчеству)?
Моим педагогом в Академии им. А.Я. Вагановой была в младших классах Ольга Дмитриевна Балтачеева (Искандерова), на выпуске — Ирина Александровна Ситникова. Сейчас я работаю с несколькими педагогами: Юрием Валерьевичем Фатеевым, Юлией Викторовной Махалиной и Еленой Викторовной Евтеевой.
Любую партию (соло или кордебалет) репетирует индивидуальный педагог. Он вводит новых артистов, «чистит» или вспоминает с уже исполнявшими ранее. И так получилось, что практически все сольные партии, которые я станцевала за эти годы, были подготовлены с этими замечательными педагогами. Своего личного наставника у меня пока нет, но надеюсь, что в скором будущем он появится.
Обращаются ко мне всегда по-разному. В зависимости от настроения, как мне кажется, но, конечно же, по имени!
В каких пуантах Вы танцуете?
Работаю в пуантах Gaynor Minden.
Важно ли балерине быть музыкальной? Что подразумевает это понятие?
Без музыки нет балета. Нет музыки — нет танца. Музыку нужно не только слушать и слышать, попадая в такт, но и чувствовать, «пропевать» всем телом. Очень важно в балете быть музыкальным, «вести » дирижера, а не «бежать» за ним. Зачастую тот темп, в котором мы репетируем в зале, отличается от того, что слышишь на спектакле, и приходится корректировать свои отработанные, привычные движения под заданный ритм. Не изменяя хореографию, конечно! В этом случае сложнее всего кордебалету.
Кто Ваш любимый хореограф?
Для меня Гений — Баланчин! Его хореография не перестает меня восхищать своей музыкальностью, структурой и стилем танца. Из современных хореографов, работающих в современной пластике (модерн, неоклассика) хочу выделить, конечно же, Уильяма Форсайта, Иржи Килиана, Анжелена Прельжокажа. Прекрасные балеты у Алексея Ратманского. Каждый год на мастерской молодых хореографов очень радуют своими постановками Владимир Варнава, Юрий Смекалов , Эмиль Фаски, Максим Петров. У многих из них появились талантливые работы за эти годы (работы в театре). Желаю им дальнейших успехов.
Кто Ваш любимый партнер?
У меня нет любимого партнера. Все партнеры, с которыми я работала и танцую сейчас, Профессионалы с большой буквы! И очень хорошие люди, которые помогают и поддерживают во всех планах: как на сцене в танце, так и вне рабочего процесса! И я благодарна им за это! Кого-то из них выделять как лучшего я не буду.
Существует ли дружба между балеринами?
Я считаю, что между балеринами дружба существует. Многие наши артистки балета (кордебалет, солистки) дружат, общаются, поддерживают в сложных ситуациях. У меня есть две хорошие подруги-балерины!
Хотите ли Вы быть прима-балериной? Станете ли, как Вы считаете? Что для этого Вам нужно сделать?
Прима-балерина — очень ответственный статус, и, мне кажется, желаемый для многих артисток балета. Меня не привлекает само значение «прима», мне больше интересен сам процесс и результат труда, который виден на сцене. Сейчас очень много балетных трупп, в которых танцуют примы, и их танец соответствует уровню их труппы (которое допускает руководство). Без сомнения, наши прима-балерины — лучшие в балетном мире. Смотря на них, не только восхищаешься их мастерством и талантом, но и учишься, применяя на себе какие-то профессиональные нюансы. И обладая даже небольшими данными, трудолюбием, умом, терпением и любовью к своему делу, можно достичь таких высот. Ну и удача тоже не помешает!
Верите ли Вы в амплуа? Какое у Вас амплуа?
Интересный вопрос. Амплуа, как мне кажется, должно быть у артиста. Сейчас начали гнаться за количеством ролей, а не за их качеством. Хочется танцевать всё и много. Как в спорте — выше, быстрее, сильнее. Но балет — это синтетическое искусство, требующее углубленной работы, проработки образа, состояния и.т.д. Я думаю, что сам артист должен осознавать, какое у него амплуа, какие партии ему подходят больше, а за какие лучше не браться или «дойти» до них позже. Определиться в этом многим помогают педагоги.
Хоть я и довольно позитивный человек, амплуа у меня, как мне кажется, лирико-драматическое. Рост довольно высокий, и танцевать бравурные, весёлые танцы не получается так же хорошо, как это делают девушки ниже меня. А иногда очень хочется, но понимаю, что это будет просто смешно.
Раньше, лет 15-20 назад, существовала более четкая градация артистов по ролям, которые они стабильно исполняли в течение всей карьеры. Сейчас это стало более размыто. Выходим за рамки, пробуем новое. Конечно, это не плохо, главное — знать меру!
Любите ли Вы балерин прошлого? Если да, то кого особенно?
Я не могу для себя выделить какую-то одну балерину из прошлого века. Они все были звездами и великолепно танцевали. В то время была другая эстетика танца, которой можно только удивляться и восхищаться!
О какой роли Вы мечтаете? Что готовите в ближайшее время?
Кармен — то, что бы мне хотелось исполнить. Я думаю, что это «моё». Ближайший мой дебют — это партия Сирены в балете «Блудный сын» .
Волнуетесь ли Вы перед выходом на сцене?
Конечно, особенно когда танцую дома, в Мариинском театре. На исторической сцене особая атмосфера. На ней чувство ответственности увеличивается в разы, и перебороть волнение практически невозможно.
Ваш любимый балетный герой? Мужчина мечты? Есть ли такой?
Балетный герой? Мужчина? Скорее, нет!
Придерживаетесь ли Вы диеты? Ваше любимое блюдо?
Ограничения в еде есть, это уже как привычка. Не увлекаюсь плотными ужинами, а завтрак стабильный, сытный. Поменьше сладкого, побольше овощей и фруктов. Больше всего люблю сырники.
Какая у Вас музыка в плейере?
Музыки в моем плейлисте много, и она очень разноплановая. В ней есть всё: и классика, и поп, и даже мантры. Музыка очень сильно может повлиять на моё настроение. Без неё никуда.
Вы такая живая и позитивная. Не считаете ли Вы, что Ваш темперамент больше подходит Большому театру и Москве, а не сумрачному Петербургу? Считаете ли Вы себя весёлым талантом?
Спасибо за комплимент! Да, на самом деле, я довольно позитивный, весёлый человек! Без юмора жить, как мне кажется, очень тяжело. Санкт- Петербург — мой любимый город, а Мариинский театр — любимый театр и, несмотря на климат и количество работы, к которому я привыкла, не перестаю в этом убеждаться! Москва меня не привлекает. Может быть, пока я не оценила её по достоинству, для меня это какой-то другой мир!
Ваши любимые места в Петербурге?
В Петербурге я люблю гулять по набережной Невы от Дворцового моста до Троицкого. Самый центр, пригород — это любимые парки Павловск и Петергоф. Не перестаю восхищаться любимым Петербургом в любую погоду.
Вы уже любили как Жизель?
Да, мне кажется, что такие чувства я уже испытывала!
Как Вы проводите свободное время? Вы занимаетесь йогой?
Свободного времени у меня почти нет, так как я параллельно учусь в АРБ им. Вагановой на педагогическом отделении (магистратура). А йогой раньше я занималась больше, чем сейчас. Это очень интересная и эффективная методика как укрепления, так и расслабления тела. Конечно, здорово заниматься йогой с учителем, но пока на это не хватает времени.
Любите ли Вы оперу? Как часто посещаете оперные спектакли?
Сейчас я не читаю себя большой любительницей оперы. До этого, мне кажется, надо «дойти». Но оперы «Кармен» и «Евгений Онегин» я слышала в нашем театре не раз, и мне очень понравилось. Думаю, надо изучать репертуар дальше.
Источник: http://www.vocidellopera.com
Авторы: Евгений Шатков, Юлия Пнева
Путешествие в «невиданную даль» от дома всегда должно знаменоваться чем-то масштабным, получением памятных красочных ощущений, полезным опытом. Гастрольный тур учащихся Академии Русского балета имени А.Я. Вагановой в Японию – событие действительно исключительное и долгожданное. Ребята побывали в десяти городах, и каждый из них оставил свой отпечаток в их памяти и сердцах. В Японии воспитанники и студенты Академии показывали «Щелкунчик» в хореографии В. И. Вайнонена. Продемонстрировать балет из фонда классического русского наследия перед такой публикой, как японцы, задача отнюдь не из легких. Путь был кропотливым и длинным, и начинался он еще задолго до поездки – в репетиционных залах нашей Академии. Своими впечатлениями о пребывании в Японии, начиная с посадки самолета в Иокогаме и заканчивая взлетом в аэропорту Токио, поделились сами студенты.
Какие остались впечатления о Японии? В каких местах побывали, что запомнилось?
Элеонора Севенард (7/II): Поездка была очень интересная, у нас было одиннадцать спектаклей в десяти городах. Конечно же, мы старались больше гулять, смотреть. Я в Японии была в первый раз, и на меня эта страна произвела впечатление!
Юлия Золотых (7/II): Наша поездка длилась двадцать один день, поэтому отметить что-то самое запоминающееся очень трудно. Могу сказать, что Япония покорила наши сердца! Люди, улицы, еда… Все настолько отличается от России, что было такое ощущение, что мы попали на другую планету! Мы побывали в десяти театрах, в десяти замечательных городах! К сожалению, не везде была возможность осмотреть город, но в Фукуи, Фукуоке, Токио, Нагое и Иокогаме мы нагулялись! Не могу не отметить целый день в токийском Диснейленде, наверное, это событие стало самым значимым для нас, так как оно было последним в нашем путешествии.
Знакомство у нас было с современной Японией, поэтому насладиться древней культурой нам не удалось. Одна из запланированных поездок к древним храмам у нас оборвалась по причине сильнейшего ливня, думаю, что это не случайно.
А теперь о японцах – это очень вежливый народ! Впервые с их вежливостью мы столкнулись в аэропорту: все улыбаются, кланяются, открывают двери – чувствуешь себя даже немного неловко со своим угрюмым лицом. В магазинах они что-то все время говорят и улыбаются, настолько доброжелательно они все преподносят, что ты заражаешься их добротой! И вечное их «аригато годзаимас!» (с японского «спасибо большое» – прим. автора).
Александра Попова (I курс бакалавриата): Одиннадцать городов – как жаль, что так быстро пролетело время! Помню каждый город, каждый день, но особенно предпоследний, когда эмоции не были контролируемы. Все плакали. Все! Это были слезы от того, что мы покидали Японию, как родную страну. Это были слезы счастья пребывания здесь. Это были слезы того, что наш выпускной класс разлетится в разные стороны в этом году. И, как знать, соберёмся ли мы в этом составе ещё раз?
Мария Труевцева (7/II): Япония мне очень понравилась! Одно слово — благодатная страна! Тут даже люди отличаются, принято и с незнакомцами здороваться!
Одно только жалко, мы не побывали ни на одной экскурсии. Была намечена одна – в заповедник, но она отменилась из-за сильного ливня. Мне очень понравилось в Иокогаме и в Фукуи – там потрясла природа. В Иокогаме окна отеля выходили на залив. Мы буквально попали из зимы в лето. В Японии было очень тепло, за исключением Фукуи – единственный город, в котором был снег. Очень понравился Киото – это такая культурная столица Японии. А ещё, по дороге в Нагасаки, кажется, мы проезжали открытый океан. Счастья – неимоверно!
Влада Бородулина (7/II): Так как мы часто меняли города, то практически не успевали насладиться, и все же мне запомнился памятник Хатико на станции Сибуя. Также удивил заснеженный город Фукуи.
Евгений Болоцких (5/9): Это, конечно, не описать словами, абсолютно другая жизнь! Невероятно приятные и доброжелательные люди. Очень чисто, но странно, что урны попадаются редко!
Арина Сухоруких (7/II): Поездка запомнилась тем, что мы были дружны, очень много гуляли. Для нас Япония – это совершенно другой мир. Всё по-другому, даже отношение людей друг к другу заметно отличается, нежели в России.
Я не могу сказать за всех – кто где был, мы просто гуляли, фотографировались везде, где только можно. Некоторые были в храмах «гром и ветер», там потрясающе красиво, очень масштабно.
Ну, конечно же, всеми любимый Диснейленд. Когда мы прилетели на самолете в Токио, а потом ещё ехали на автобусе до самого Диснейленда, все очень устали. Но когда мы зашли, усталость куда-то исчезла, у всех взрослых и детей засияли глаза. Потрясающие воспоминания остались – в этот день мы сами были как в сказке.
В день, когда мы уже должны были покидать Японию, все-все без исключения плакали от счастья, что мы были в замечательной стране все вместе, и от горя, что это все останется лишь на фотографиях и в воспоминаниях.
Дарья Резник (7/II): Поездка оставила незабываемые впечатления, все было необычно и интересно. Мне очень нравится Европа, но Япония меня покорила. Из городов больше всего мне понравились Иокогама, Токио, Нагоя и Киото – там очень старая архитектура, которая переплетается с современными зданиями. В Токио большое впечатление оставили небоскребы и памятник верному другу Хатико. Очень поразила их культура. Японцы доброжелательны, улыбчивы, вежливы и всегда готовы помочь. На улицах очень чисто и нигде не курят. Еще поразил Тихий океан, который оказался совсем не тихим.
Дарья Ионова (6/I): Впечатления очень хорошие! Множество городов, другая культура, другие люди – всё было очень интересно и познавательно. Одиннадцать спектаклей – безграничный опыт! Иокогама – первый город, мы жили на берегу залива. Фукуи поразил нас невероятным количеством снега. Посетили Нагасаки. В Токио ехали на спектакль на метро, там же посетили Диснейленд. В Сибуя повидали памятник Хатико. Нагойя запомнился красивым старинным замком самураев.
София Воронова (7/II): С Академией мы посетили такие города, как Иокогама, Токио, Фукуока, Нагасаки, Фукуи, Нагоя, Киото. Первый город, Иокогама, поразил неимоверно чистыми улицами, особенной тишиной, которой я больше нигде не наблюдала! Жили мы около воды. Сразу бросилось в глаза, что это чистая-пречистая вода голубого цвета. Было такое ощущение, что дорожки на улице буквально моют щетками. Не было ни одной бумажечки, а если я где-то что и встречала, то думала, что «наши» оставили. Мы четыре раза летали между городам Японии. Я почти не спала, смотрела на эту красоту. Почти каждый день переезжали на автобусах, и что очень радовало, мы останавливались полюбоваться пейзажами, особенно океаном, который мы проезжали!
Было трудно перестраиваться с режимом – разница шесть часов. Все свободное время мы пытались выходить гулять, не важно, сколько было времени. На каждой улице есть свой храм! Мы учили их традиции и обычаи, могу сказать, что на меня «громовое» впечатление произвели их храмы! В магазины мы ходили очень-очень часто, общались на английском.
В последний день восемь часов провели в Диснейленде! И взрослые, и мы катались, как маленькие.
Ксения Галина (3/7): Было очень здорово! Особенно понравилось посещение Диснейленда. Мы все думали, что Япония это город национальных построек, а там все так современно. Мне очень понравились мои каникулы в Японии, и я хочу назад!
Как вас кормили? Удалось ли попробовать что-то традиционно японское, и как вам эта еда?
Юлия Золотых: В отелях у нас были завтраки – нам предоставлялся выбор между обычной европейской кухней и японской. Например, я каждое утро ела мисо суп (мисо суп — продукт традиционной японской кухни – прим. автора), рыбу и водоросли. Мне повезло, что я обожаю японскую кухню. Один раз у нас был обед в традиционном японском ресторане… Отзывы смешанные. Рис, водоросли, сладкая картошка, мисо суп, японская котлета с какой-то слизью. Довольны остались далеко не все… Для удобства наши педагоги решили предоставить нам выбор – почти каждый день мы получали по 2000 йен на обед и ужин, поэтому мы могли сами выбирать, чем хотим питаться. По счастью, в местных супермаркетах есть огромное количество еды, так как местные японцы сами во время обеда или по пути домой любят перекусить. Так вот в этих магазинах мы могли взять роллы, салаты, вареные яйца, наборы для обеда – рис, курица или рыба, водоросли. В каждом магазине также есть кипяток и микроволновка, это очень удобно! Чаще всего мы любили пообедать японскими сладостями или испробовать разновидности японского мороженого. Я как любитель экспериментов попробовала все сладости со вкусом зеленого чая! Также мы отметили, что суши и роллы в Японии отличаются от наших русских.
Евгений Болоцких: Могу сказать точно – я не поклонник японской кухни. Не понимаю, как можно есть это? Замечательно, что у японцев очень много своеобразных традиций. Например, при входе в ресторан нужно обязательно разуваться и снимать верхнюю одежду. Вместо стульев у них подушки и стол высотой 35-40 см от пола.
Анастасия Яроменко (I курс бакалавриата): Лично я обожаю японскую еду.
Ксения Галина: Один раз нас кормили традиционной японской едой – не очень понравилось. Что-то мне напоминало глазные яблоки и кишки.
София Воронова: Куда бы ни заходили, нас обязательно накормят, напоят. Японцы безумно дружелюбные, и когда узнают, что мы русские, ещё больше начинают кормить.
И кормили хорошо! Был шведский стол – отдельно с японской едой, отдельно с европейской. Мы питались, чем хотели.
Каково было выступать перед японской публикой, в чужой стране? Как вас принимали?
Элеонора Севенард: Японская публика, как нам говорили наши педагоги, очень много смотрит балетные спектакли, поэтому они понимают, когда хорошо, а когда плохо.
На спектаклях публика была очень доброжелательная, мне было особенно приятно, что после спектаклей они ждали нашего выхода у служебного входа, дарили подарки, многие из них неплохо говорили по-русски, что тоже было неожиданно.
Мария Труевцева: Да, согласна, что японцы очень «правильные». В Японии очень любят балет. Буквально за несколько дней до нас там закончились гастроли театра Якобсона, они, также как и мы, показывали «Щелкунчик», однако у них был ещё гала-концерт. Меня очень удивило, что половина зала сидела в гигиенических масках.
По моим представлениям, принимали нас очень тепло! Даже автографы просили. Особенно, на мой взгляд, удались последние два спектакля.
Дарья Ионова: Самое интересное, что в каждом городе нас принимали с такой душевной теплотой – словами не передать. После каждого спектакля японцы стояли у «черного входа» и поджидали нас, чтобы сфотографировать или просто поздороваться.
Александра Попова: Зрители потрясающие! Накал любви и доброжелательности к русской балетной школе неописуем. Фото поклонников после каждого спектакля, автографы всех участников, какие-то памятные сувениры и подарки, встреча у «черного входа», долгие аплодисменты – всё это оставляет глубокий отпечаток.
Мурат Ушанов (7/II): Публике очень нравились спектакли, но никто не кричал «Браво!», скорей всего у них так не принято. И громко аплодировали только в конце спектакля.
София Воронова: Чувствовалось, что публике нравилось, как мы танцуем. Сцена находилась буквально в двух шагах от зрителей, оркестровая яма была не во всех театрах, лишь в Киото и в Токио. Мы танцевали и видели, кто как реагирует, кто во что одет.
Дарья Резник: Мы выступали во многих театрах, и один был красивее другого. Японцы очень благодарные зрители – они с нами фотографировались, брали автографы, несмотря на то, какие мы партии исполняли – сольные или кордебалетные.
Как проходили репетиции, спектакли?
Анастасия Яроменко: Необычно, все были взволнованы, но это нормально… Главное – результат.
Арина Сухоруких: Репетиции проходили довольно быстро – по месту, по музыке. Солисты репетировали, естественно, дольше, так как нужно привыкнуть к жесткому полу, и без поката.
София Воронова: Приезжали в театр, и сразу Николай Максимович собирал нас, чтобы развести весь балет на новой сцене. Очень внимательные гримёры и костюмеры. Как они все вытерпели, не знаю. Столько переодеваний, мы не успевали, переодевались быстро, они застегивали, зашивали…
Я в первом акте была пианисткой, а в третьем – исполняла русский танец или «розовый вальс». Большую Машеньку танцевала Севенард Эля. В «русском танце», в момент, когда мы сидим на сцене на тумбочках, смотрим все адажио… От мысли, что я учусь в самой лучшей школе, у самых лучших педагогов, танцую в Японии, представляя Россию, нашу Академию… Я просто сидела и плакала от счастья! Эля – самая лучшая Маша, смотрела на неё и плакала! Она – умничка!
Последний спектакль был в Киото – культурная столица – педагоги говорили, что это – самый ответственный спектакль. В конце спектакля на нас обрушился ливень разноцветного фейерверка – это самое запоминающееся, нас не могли выгнать со сцены. Мы «купались» в этом, заматывались… Чего мы только не делали!
Были ли какие-то трудности?
Анастасия Яроменко: Все было хорошо, мы жили в хороших отелях, выступали на больших и малых сценах. Конечно, нам было непривычно поначалу танцевать там, так как сцена в японских театрах намного жёстче, чем сцена Мариинского театра! Но со временем все привыкли.
Влада Бородулина: Очень много сил тратилось на частые переезды и перелеты из города в город, но, наблюдая красоты различных городов, как современных мегаполисов, так и древних построек, набираешься позитивной энергии.
Мария Труевцева: Трудностей никаких не было. Была хорошая организация.
В театре небольшим неудобством было то, что все сцены без поката. Очень удивило отношение работников сцены к выступающим – идешь за кулисами, а тебя пропускают, фонариком в ноги светят.
София Воронова: Трудно было то, что в каждом театре своя форма сцены. Мы привыкли к Мариинской – она большая, и много места. Были такие сцены, где было только две кулисы: одна на женской и одна на мужской стороне. Кулиса громко сказано – вход и выход.
У вас были спектакль с оркестром и под запись – почувствовали разницу?
Дарья Ионова: Да, было несколько спектаклей с оркестром, и разница колоссальная. Другая атмосфера абсолютно, и на сцене между артистами, и в зале. Когда танцуешь и видишь смычок дирижера, – мурашки по коже (лично у меня).
Влада Бородулина: Под оркестр танцевать спокойнее.
Как считаете, вы справились со своей задачей?
София Воронова: Я думаю, что да! По крайней мере, мы старались.
Элеонора Севенард: Наши педагоги в целом были довольны. Не знаю, справились ли мы на все сто процентов – всегда есть, над чем работать – но мы очень старались, чтобы наши спектакли запомнились зрителям!
Источник: АРБ им. Вагановой
Автор: Лейла Эйвазова, студентка II курса Педагогического факультета Академии («Искусства и гуманитарные науки»).